Будь с нами!
Присоединяйся к нашему каналу в Телеграме, чтобы не пропустить эксклюзивный контент.
Овации в Большом, 1964
Евгений Кассин/TASSКлакер (от французского claque – хлопок ладонью) – человек, вызывающий эффект успеха и заводящий зрительный зал неистовыми аплодисментами и криками «Браво!». Они существуют в крупных театрах и сегодня.
Вплоть до начала XX века этих людей использовали и для того, чтобы сорвать спектакль или освистать выступление артиста. Но, как утверждает наш герой Константин Илющенко, работавший клакером в Большом театре в позднем СССР, сегодня они лишь оживляют реакцию зрительного зала и поддерживают артистов.
Russia Beyond: Как все началось?
Константин Илющенко: Это был конец 1980-х, я был юным студентом, компьютеров не было, а развлекаться хотелось. Я увлекся театром, и как-то пытался «стрельнуть» лишний билет около Большого театра.
Ко мне подошел мужчина средних лет и спросил: «Хочешь пойти?» Дал мне билет, и мы прошли. Просто понравился – там же, в основном, гей-публика. Получается, меня «сняли». Он и был одним из клакеров. Мы с ним довольно быстро подружились.
Евгений Светланов, главный дирижёр Государственного академического симфонического оркестра СССР, 1972
Олег Макаров/SputnikМне, как парню, приехавшему из глухой провинции из Чечни все это возвышенное общество казалось просто волшебным, общение тешило мое тщеславие. Он рассказывал про фуэте, па-де-труа, о театральной жизни и ее обитателях, учил, кто хороший, кто плохой. Вот, говорил, Евгений Светланов – величайший дирижер, а тот-то – полный отстой. И ты, 17-летний, сидишь и думаешь: дааа, а ведь и правда, тот-то – отстой. Конечно, голова шла кругом.
Я пришел еще. Потом попросили похлопать в ладоши – похлопали.
Для аплодисментов был какой-то сигнал?
К. И.:Наша цель была – завести зал. Мы начинали хлопать – и весь огромный зал за нами. Особенно отчетливо нашу работу было слышно, когда в театре проводили «целевые» спектакли – для целых рот военных, пожарников или рабочих, то есть публика была полусонная.
Мы рассредоточивались по углам, и начинали хлопать, уже зная определенные места, где должны звучать аплодисменты: например, сделает балерина фуэте – мы начинаем хлопать. И «Браво!» кричали.
Наталья Бессмертнова и Михаил Лавровский в балете Большого театра "Ромео и Джульетта", 1976
Александр Коньков/TASSАплодировали, насколько я помню, всем – были тогда балетные примы Наталья Бессмертнова, Нина Ананиашвили, еще танцевал бывший худрук балета Большого Сергей Филин, которому несколько лет назад облили лицо кислотой. Никогда никого не освистывали – это все придумали в кино.
Кто инициировал деятельность клакеров?
К. И.: Вся эта деятельность шла от высшего руководства театра. Тогда главным балетмейстером был Юрий Григорович. И контрамарки нам доставались от него тоже. Я во всей этой истории был просто маленьким мальчиком, для которого было целью не денег заработать, а просто попасть в волшебный мир.
Я моим «наставникам» задавал вопросы – зачем это нужно Григоровичу, или Ананиашвили, она ведь и так очень здорово танцует. Мне отвечали, что это традиция, все хотят успеха, чтобы в театре после спектакля все неистово хлопали, визжали и дарили цветы, и чтобы после фуэте «Браво!» крикнули не менее трех раз.
Репетиция балета "Жизель"
APЯ приходил в театр, когда хотел. У меня быстро появился контакт с билетершей. Схема прохода была такая: я всегда носил с собой старые билеты, ей их показывал, она как будто надрывала, я проходил, а затем в антракте подходил к ней и давал 1 рубль за человека. В общем, небольшие по тем временам деньги, учитывая среднюю зарплату в 120 рублей.
Я жил в общежитии, со многими общался, и были моменты, когда вот так по 10 человек своих друзей проводил.
То есть деньги вам не платили?
К. И.: Нет, не платили. Расчет был на то, что билет в кассе, который мне выдавали, стоил тогда около 1,8 рублей, а ты мог его продать в 10-20 раз дороже, а то и иностранцам за валюту. У меня в голове даже был некий бизнес-план на несколько лет, который, правда, так и не осуществился. В тот момент в СССР валютные операции были еще запрещены. И у меня были эпизоды, когда я пару раз приставал к иностранцам на улице, и они их у меня покупали.
Вокруг билетов всегда была своя индустрия. По субботам в определенное время их продавали в кассах, и народ туда ломился, это называлось «ломка». Люди занимали очередь и ночевали у касс, каждому на руки потом отпускали ограниченное количество билетов.
Очередь за билетами в Большой Театр
ReutersЗа всем этим стояли большие спекулянты, которые выкупали билеты у людей, а затем их перепродавали по диким ценам, или меняли в магазинах на товары – это же был момент тотального дефицита буквально всего, от продуктов до вещей. Я был свидетелем, как в одном из центральных гастрономов меняли билеты в Большой на торты «Птичье молоко».
Я же не успел вкусить всего этого – Советский Союз прекратил существование, и все театральное движение сильно поменялось.
Билеты иностранцам продавали там же, у Большого?
К. И.: Многие – да, там же. Мне нравилось их предлагать во дворике Музея изобразительных искусств имени А.С.Пушкина: музей известный, иностранцев всегда днем было полно, да и место красивое.
Меня один раз даже в милицию забрали: они видели, что я что-то говорю туристам, но что – не поняли. Меня забрали в отделение. В кармане лежали билеты, которые я успел незаметно выбросить, а мой друг, который издалека подстраховывал, их потом подобрал. Так что все закончилось без потерь.
Расскажите про круг клакеров. Кто были эти люди?
К. И.: По моим наблюдениям, это все-таки была маргинальная тусовка ярых балетоманов. Как правило, геи без семей, среднего достатка. И, похоже, для них это было действительно удовольствие, за счет которого можно было нормально по тем временам жить, больше нигде не работая.
Помню, один из них говорил: «Я управляю русским балетом! Этих я отбраковываю, а этих возношу». Это, думаю, было простое хвастовство, но тем не менее в головах их была мысль, что они создают звезд.
Они могли себе позволить какие-то атрибуты роскоши советского человека – джинсы, видеомагнитофон и телевизор Sony, но не более. Таких денег, за которые клакеры XIX века могли жизнью рисковать, они не зарабатывали.
Есть мемуары одного из клакеров позапрошлого века, где он рассказывает историю о том, как его коллега бросился останавливать понесшую лошадь с экипажем, в котором сидела прима-балерина. Ему говорили: ты что, тебя же могли затоптать насмерть! На что он отвечал: «Так ведь чуть все мое состояние не угробили!»
Сколько в конце 1980-х - 1990-х было клакеров в театре?
К. И.: Всего в балете Большого крутилось около десятка таких персонажей – трое постоянных, а остальные как я, приходящие студенты. Они со всеми звездами театра были на «ты», и даже слышал, как Нине Ананиашвили они давали советы: мол, ногу не так потянула, встала не там, или, наоборот, дифирамбы пели.
Нина Ананиашвили в "Ромео и Джульетте", 1988
Александр Макаров/SputnikИ она это спокойно, по-дружески все воспринимала. Может быть, и для нее это полезно было.
Вы каким-то определенным образом рассаживались по залу?
К. И.: Как правило мы занимали самый верх – четвертый ярус бельэтажа. Любимое место было у барьера, как можно ближе к сцене. Оттуда практически не было видно декораций, но это было лучшее место, чтобы следить за танцем. Ты видел каждое движение, оркестр.
Историческая сцена Большого Театра
APВ то время Большой был не очень удобен для зрителя: партер – да, шикарен; но из второго ряда лож уже ничего нельзя было рассмотреть.
Сколько вы этим занимались?
К. И.: Почти до конца учебы в институте, больше трех лет – помню, потому что три традиционных предновогодних «Щелкунчика» в Большом я точно видел. А потом началась перестройка, все начало меняться — и в жизни театра, и в моей.
Читайте также: Суфлеры в театрах все еще существуют. Одна из последних рассказывает зачем