«Партия располагает многочисленной армией добровольных информаторов. У нас есть полное представление — обо всех, о каждом», — утверждал руководитель СССР Константин Черненко. Доносительство действительно было одной из наиболее характерных черт советского общества на всем протяжении его истории.
К написанию доносов с целью выявления затерявшихся среди честных трудящихся «врагов народа» население поощряло само государство. Так, в Уголовном кодексе редакции 1926 года за «недонесение о достоверно известном, готовящемся или совершенном контрреволюционном преступлении» человеку грозил тюремный срок. Вместе с тем за ложные наветы можно было также попасть за решетку.
Доносы в советской государственной риторике именовались «сигналами». Каждый гражданин был обязан быть бдительным и «сигнализировать» в правоохранительные органы о любых «подозрительных лицах» в его окружении.
Многие советские люди посредством доносов искренне желали помочь государству в деле борьбы с «врагами революции». Другие же использовали систему исключительно в корыстных целях.
«В Михайловском районе (Запорожской области) прокурор Остроконь — преступник, разоряет красноармейские семьи, расхищает колхозные продукты, ослабляет экономику колхозов, грубо поступает с жалобщиками. Жалобщики обслуживаются плохо… Пора проверить эту личность!» — писал в своем доносе в органы НКВД некий красноармеец Соколов.
В «бескорыстных» доносах авторы часто сохраняли анонимность, подписываясь просто «партизан» или «член партии». Иногда «анонимами» двигали действительно бескорыстные чувства и желание восстановить справедливость. Написать жалобу напрямую в НКВД или «лично Сталину» для них было более предпочтительным вариантом, нежели продираться через неповоротливую армию чиновников и бюрократов.
Некоторые из подобных волонтеров настолько увлекались, что не ограничивались одним или двумя доносами. Известен случай, когда один такой борец со злоупотреблениями в Московской области направил во всевозможные инстанции свыше 300 «сигналов». Большая часть имевшихся в них обвинений в итоге не подтвердилась.
Далеко не всегда доносчик руководствовался благими намерениями. Мотивами подачи жалобы «высшему начальству» могли стать профессиональная зависть или желание «подсидеть» своего коллегу.
В 1937 году донос написали на молодого работника Наркомата (министерства) сельского хозяйства Ивана Бенедиктова. Некоторым очень не нравились его трудолюбие и профессионализм, позволяющие ему стремительно взбираться по карьерной лестнице.
Бенедиктову повезло. Сталин нуждался в ценном кадре, и вместо суда ему доверили должность наркома сельского хозяйства СССР. Увидев текст доноса, Иван Александрович был поражен: «Это были подписи людей, которых я считал самыми близкими друзьями, которым доверял целиком и полностью».
Вячеслав Молотов, Иосиф Сталин и Климент Ворошилов.
Fine Art Images/Heritage Images/Getty ImagesПомимо эпизодических клеветников в трудовых коллективах могли быть и «штатные доносчики». Работавшая в советских СМИ Нина Мальцева вспоминала: «В любом учреждении был свой "осведомитель-стукач" от НКВД, он должен был находить "врагов народа" и выявлять их, а там уже решали, как, когда и где его арестовывать. В нашей редакции таким «стукачом» был некто Моисеевич – тупой, наглый, хитрый человек, он наслаждался своей властью. "Стукач" шнырял повсюду, во все вмешивался, всем угрожал. Он занимал скромную должность завхоза. На его совести было много жизней и несчастий людей. Впрочем, совести у него не было».
Доносы активно писали не только на работе, но и в быту. Обвинив соседа в том, что у него в доме висит портрет Троцкого, а сам он ведет подрывную деятельность в колхозе, «бдительный гражданин» мог получить щедрое денежное поощрение.
Доходило до того, что в условиях масштабной пропагандистской кампании доносы на своих родителей писали дети. Наиболее известным примером является история Павлика Морозова. Тринадцатилетний подросток, сдавший властям своего расхищавшего социалистическое имущество отца и за это убитый его родственниками, стал настоящим героем. Ему ставили памятники, посвящали книги и поэмы.
Павлик Морозов.
Никита ЧебаковШкольник Митя Гордиенко из Ростовской области доносил на своих односельчан, собиравших опавшие колоски на колхозном поле (по «закону о трех колосках» 1932 года могли казнить даже за кражу нескольких зерен). Усилиями мальчика одна арестованная женщина получила 10 лет лагерей, а ее спутник был расстрелян. За свой «подвиг» Митю наградили именными часами, костюмом пионера и подпиской на газету «Ленинские внучата».
Пионерка Оля Балыкина отправила на скамью подсудимых 16 человек за то, что «воровали и воруют колхозное добро». Сдавшего свою собственную мать Проню Колыбина отправили за это отдыхать в пионерский лагерь Артек.
Пик доносительства пришелся на сталинскую эпоху 1930-1940-х годов. После смерти «отца народов» оно пошло на спад, однако, продолжало быть неотъемлемой частью советского общества вплоть до самого развала СССР. Ввиду закрытости части архивов органов государственной безопасности точное количество написанных доносов остается сегодня неизвестным.