Будь с нами!
Присоединяйся к нашему каналу в Телеграме, чтобы не пропустить эксклюзивный контент.
В июне 1945 года Советский Союз находился на пике своего могущества: нацистская Германия была повержена, вся Восточная Европа прочно вошла в сферу влияния Москвы, а сильнейшая на тот момент в мире Красная Армия готовилась к нанесению решающего удара по Японии.
Советское руководство полагало, что в данных обстоятельствах самое время оказать дипломатическое давление на Турцию, к которой у него накопился ряд важных военно-политических и территориальных вопросов. Высокий авторитет и огромное влияние СССР, а также тот факт, что западные союзники остро нуждались в советской помощи в войне против японцев, убедили Сталина, что Москва добьется своего от Анкары быстро и легко. Дальнейшие события показали, что он жестоко ошибался.
Политика Турции на протяжении Второй мировой войны вызывала у руководства СССР крайне противоречивые чувства. С одной стороны, провозглашенный южным соседом нейтралитет и отказ Анкары пропускать вермахт через свою территорию всячески приветствовались Москвой.
С другой стороны, в самые тяжелые моменты советско-германского противостояния турки держали на границе с СССР крупную группировку своих войск. Осенью 1941 года по приглашению фельдмаршала Герда фон Рундштедта оккупированные советские территории посетили генералы турецкой армии Али Фуад Эрден и Хусейн Хюсню Эмир Эркилет.
В Кремле полагали, что в случае разгрома Красной Армии и падения Москвы и Сталинграда, эти войска могла бы вторгнуться на советский Кавказ. «В середине 1942 года никто не мог поручиться за то, что она [Турция] не выступит на стороне Германии», — отмечал в мемуарах генерал Семен Штеменко. Для отражения возможного нападения приходилось выделять силы, остро необходимые на других участках.
Генералы турецкой армии Али Фуад Эрден и Хусейн Хюсню Эмир Эркилет на оккупированных территориях СССР в 1941 году.
Общественное достояниеКроме того, в СССР были уверены, что Анкара неоднократно нарушала конвенцию Монтре 1936 года о статусе проливов Босфор и Дарданеллы, закрывая глаза на проход в Черное море вспомогательных военных кораблей Кригсмарине, выдававших себя за торговые суда. Вопрос о турецком суверенитете над проливами беспокоил Сталина еще до войны, в 1945 году же у него появилась возможность к нему вернуться.
Москва активно готовилась к дипломатическому конфликту с Турцией и присоединение последней 23 февраля 1945 года к антигитлеровской коалиции нисколько не изменили ее намерений. В марте того же года СССР денонсировал советско-турецкий договор о дружбе и нейтралитете от 1925 года, а 7 июня к Народному комиссару (министру) иностранных дел Вячеславу Молотову был вызван турецкий посол в СССР Селим Сарпер.
Советские пограничники на границе с Турцией в 1940 году.
Дмитрий Дебабов/SputnikДо сведения турецкой стороны было доведено, что, поскольку Анкара оказалась не в состоянии осуществлять надлежащий контроль над проливами, ей предлагается отныне осуществлять его совместно с Советским Союзом, которому в Босфоре и Дарданеллах надлежит предоставить несколько военно-морских баз.
Кроме того, СССР настаивал на пересмотре Московского договора 1921 года, по которому большевики передали туркам часть территорий, ранее входивших в состав Российской империи: обширные области с городами Карс, Ардаган и Артвин. Поскольку правительства Ленина и Кемаля Ататюрка поддерживали дружественные отношения и совместно противостояли Антанте, такая уступка в то время расценивалась в Москве как важный шаг в выстраивании долголетнего прочного союза.
В конце 1940-х гг. та ситуация стала преподноситься в СССР совсем по-другому: в прессе говорили о вероломстве турок, воспользовавшихся слабостью Советской России и советских кавказских республик, о «насильственном отторжении» у малых народов их исконных земель, о необходимости воссоединения советских армян и грузин с их братьями по ту сторону границы. «Нет никаких разумных доводов против возвращения этих территорий их законным владельцам — армянским и грузинским народам», — утверждалось в аналитической справке Народного комиссариата иностранных дел, подготовленного для руководства страны в августе 1945 года.
Турецкие пограничники на границе с СССР.
Getty ImagesДавление Москвы вызвало в Турции бурный рост антисоветских настроений. В турецком обществе Сталина называли наследником русских царей, которые на протяжении столетий стремились овладеть черноморскими проливами. «Руководители красного порядка — это те же самые Романовы», — заявляли депутаты меджлиса.
Вопрос о возвращении «законно принадлежащих Советскому Союзу территорий» и о пересмотре статуса Босфора и Дарданелл СССР поднимал и в переговорах с западными державами. «Конвенция в Монтре целиком направлена против России... Турции предоставлено право закрывать проливы для нашего судоходства не только в том случае, если идет война, но и в том случае, когда Турции покажется, что существует угроза войны, причем вопрос о том, когда эта угроза возникнет, решает сама Турция…» — заявил Сталин на Потсдамской конференции в июле 1945 года: «Выходит, что небольшое государство, поддерживаемое Англией, держит за горло большое государство и не дает ему прохода... Стоит вопрос о том, чтобы нашим кораблям была дана возможность свободного прохода из Черного моря и обратно. Но так как Турция слаба... то мы должны иметь какую-то гарантию, что эта свобода прохода будет обеспечена».
Согласившись на словах с необходимостью корректировки соглашения о проливах, британский премьер-министр Уинстон Черчилль и президент США Гарри Трумэн дипломатично отвергли, тем не менее, все принципиальные притязания СССР на базы и на турецкие территории. Однако как показали дальнейшие события, не подверглась пересмотру и конвенция Монтре.
Сталин, Трумэн и Черчилль на Потсдамской конференции в июле 1945 года.
Getty ImagesПосле разгрома японцев и окончания Второй мировой войны отношения между бывшими союзниками стали стремительно ухудшаться. Турецкий вопрос при этом сыграл роль одного из катализаторов зарождающейся Холодной войны. О нем, в частности, Черчилль упомянул в своей знаменитой Фултонской речи 5 марта 1946 года, фактически ознаменовавшей начало великого противостояния.
Дипломатический нажим на Анкару не принес Советскому Союзу никаких дивидендов. В то же время он способствовал молниеносному сближению Турции с США и Великобританией. Уже в 1952 году она присоединилась к Североатлантическому Альянсу.
После смерти Сталина в 1953 году СССР «во имя сохранения добрососедских отношений и укрепления мира и безопасности» окончательно отказался от своих требований к Турции. Много позже один из главных участников тех событий Вячеслав Молотов назвал их «несвоевременным, неосуществимым делом». «Сталина я считаю замечательным политиком, но у него тоже были свои ошибки», — отметил бывший нарком.
Американские танки в Турции в 1952 году.
Getty ImagesБолее эмоционально высказался в 1957 году новый глава государства Никита Хрущев: «Разбили немцев. Голова пошла кругом. Турки, товарищи, друзья. Нет, давайте напишем ноту, и сразу Дарданеллы отдадут. Таких дураков нет. Дарданеллы — не Турция, там сидит узел государств. Нет, взяли ноту специальную написали, что мы расторгаем договор о дружбе и плюнули в морду туркам... Это глупо. Однако мы потеряли дружескую Турцию и теперь имеем американские базы на юге, которые держат под обстрелом наш юг...»